Во второй половине 1921 года в пределах Старо-Ерыклинской волости Сенгилеевского уезда появилась очередная бандитская шайка, совершавшая вооруженные налеты на местное население. В последних числах октября для ее ликвидации в волость была направлена группа оперативных работников Сенгилеевского политбюро (фактически уездного подразделения ГубЧК) в составе уполномоченных Преснякова, Митяшина и Герасимова во главе с Александром Саблиным.

К месту выполнения задания чекисты отправились через Тереньгу. Здесь Саблин пополнил свой немногочисленный отряд пятью местными милиционерами и повел его в лес, где по имевшейся информации, находилась землянка, в которой скрывались бандиты. Ее отыскали, но она оказалась давно заброшенной. Плутая по лесу, отряд наткнулся на охотников, которые сообщили, что искомые разбойники по зарослям давно уже не прячутся, а живут себе спокойно в Ерыкле.

Чтобы не спугнуть бандитов, в село отправились с наступлением темноты. Вошли тайно, окольными путями, никем незамеченные. Однако завеса секретности продержалась недолго и пала после того, как, обосновавшись в местном волсовете, чекисты привлекли к операции его председателя, секретаря и волостного военкома Александрова, а утром мобилизовали в свой отряд сельских активистов. Не способствовали конспирации и начавшиеся аресты тех, кто, по мнению местных товарищей, был связан с бандитами. При этом с задержанными не церемонились, например, одну из «подозреваемых» – Деличеву, Саблин лично несколько раз ударил рукояткой пистолета по голове, подав дурной пример подчиненным: Герасимов, тоже бил арестованного Месова, и тоже по голове.

Скорее всего, весь этот шумный переполох не остался бандитами незамеченным, но нисколько их не испугал, поскольку шайка продолжала оставаться где-то в селе. Это чекисты выяснили, «разбросав целую сеть агентуры», которая «была связана строжайшей тайной о сих действиях». А Саблин, как возглавлявший всю операцию, даже «развивал агентурные сведения и за пределы села».

Однако, никаких результатов активная оперативно-розыскная деятельность, кипевшая в Старой Ерыкле до второго ноября, так и не принесла. Во всяком случае, каких-либо конкретных сведений о том, где именно скрываются бандиты и действительно ли они все еще в селе, выяснить так и не удалось. Второго числа, по сути ничего не добившись, Саблин объявил операцию законченной и отправил терньгульских милиционеров к постоянному месту службы, а сам с подчиненными оперативниками собирался покинуть Ерыклу на следующий день. Однако уехать никто не успел, потому что неожиданно в волсовет прибежал Александров и сообщил, что, по его сведениям, бандиты могут скрываться у родственницы одного из них – некой Журкиной.

Саблин немедленно взял инициативу в свои руки и «при строжайшей тайне от сотрудников», разбив отряд на две части, повел его к подозрительному дому. Там одна группа, состоявшая из местных «ополченцев» и милиционеров, окружила хозяйство Журкиной, а другая – чекисты и военком – вошла в дом с обыском. Самих бандитов они не нашли, зато в печи обнаружили три больших каравая, весом по 15 фунтов (почти по 7 кг) каждый. Для кого приготовлены около полутора пудов хлеба, женщина так и не сказала, хотя догадаться было нетрудно. Однако догадки, как говорится, к делу не пришьешь.

Несмотря на неудачу, неугомонный Александров рук не опустил и предложил проверить жившего на другом конце села гражданина Симонова, у которого, по сведениям военкома, вот уже несколько дней в хлеву стояла чья-то лошадь, хотя сам хозяин был безлошадным.

Действовали тем же манером: местные и милиция окружили двор, Герасимову и Матюшину Саблин приказал укрыться в одной из надворных построек – в глинобитном сарайчике, а остальные вошли в дом. И вновь безрезультатно. Наличие же «посторонней» лошади хозяин объяснил просто: один знакомый куда-то уехал на несколько дней, а его попросил последить за животным.

Не найдя ничего и никого подозрительного в доме, Саблин с Александровым решили заглянуть в конюшню. Пресняков остался на пороге, а оба командира шагнули в тревожный сумрак. В сарае было темно, душно и тихо, только в глубине небольшого помещения шуршала сеном и всхрапывала лошадь. Когда глаза привыкли к полумраку, чекист заметил сапог, выглядывавший из-под наваленной в углу соломы, и молча кивнул на него военкому. Тот стал было нагибаться, чтобы поднять находку, когда затрещали выстрелы, и сумрак озарился ослепительными вспышками. Александров рухнул на пол. В дверях вскрикнул Пресняков – пуля попала ему в руку. А вот Саблин каким-то чудом выскочил на улицу невредимым и чекисты… кинулись на утек. За ними, бросив свою винтовку-берданку и позицию в мазанке, рванул Герасимов. Несколько раз не прицельно пальнув в сторону конюшни, все трое во главе с командиром максимально быстро покинул место перестрелки. Лишь Матяшин, оставшийся в глинобитной сараюшке, стал отстреливаться от высыпавших было во двор бандитов, ранил одного из них и, возможно, тем самым спас товарищей, в том числе и Преснякова, в тот момент «поймавшего» еще одну пулю. Встретив отпор, бандиты отпрянули обратно в сарай, после чего Матяшин, низко пригибаясь, тоже покинул поле короткого боя.

Видя паническое бегство начальства, разбежались и местные «ополченцы».

Несмотря на два ранения, Пресняков первым добрался до волостного совета. «Скорее раздевайте меня! Я ранен!», – закричал он оказавшимся в тот момент в помещении Анне Степановне Киселевой и ее отцу. В здоровой руке уполномоченный сжимал винтовку, а раненую, держал на отлете. Левый рукав его перепоясанного ремнем белого шубного пиджака был багровым от крови.

Пострадавшего усадили на лавку и стали осторожно снимать одежду.

– Костя погиб, – морщась от боли проговорил он.

– Убили что ли? – уточнила Киселева.

– Убили.

– Неужто до смерти!? – Ужаснулась женщина.

– Да, – ответил раненый, но потом поправился, – хотя, может быть, и жив.

В этот момент в комнату вбежал Герасимов. Быстро раздевшись и стянув с себя рубаху, он принялся рвать ее на полосы для перевязки ран. Последними, бряцая оружием, ввалились Матяшев и Саблин.

Придя в себя и отдышавшись, уполномоченные стали держать совет как побыстрее отправить в больницу раненого товарища и забрать тело погибшего военкома. О том, чтобы попытаться поймать или уничтожить бандитов, речь если и шла, то в последнюю очередь, хотя те провели в селе еще около двух часов. Чувствуя себя в полной безопасности и никуда не торопясь, бандиты до нага раздели тело Александрова и вдоволь поглумились над ним, круша кости трупа прикладами и дубьем.

Покинув, наконец, конюшню с обезображенным телом, шайка ограбила дом Ивана Сорокина и, в конце концов, совершенно спокойно ушла из Старой Ерыклы, ознаменовав это событие прощальным салютом из трех выстрелов в воздух.

Впрочем, отступать далеко бандиты не собирались, обосновавшись на сенном гумне недалеко от села. Там их и попытались взять чекисты Саблина вместе с отрядом местных активистов, однако, приблизившись примерно на 50 сажен (около 100 м.), были замечены и встречены огнем. И тут вновь «отличился» Герасимов, бросившийся бежать при первых же выстрелах. Остальные залегли в лощине и открыли ответный огонь. Вялая перестрелка никому не причинила вреда и закончилась тем, что банда, медленно отступая, в конце концов благополучно скрылась в лесу.

А уполномоченные вернулись в Сенгилей, не солоно хлебавши, под свист, улюлюканье, площадную брань и упреки в трусости, летевшие им в след от жителей Ерыклы.

Таким образом, «секретная» чекистская операция, длившаяся несколько суток, потерпела сокрушительный провал: понеся серьезные потери, уполномоченные Политбюро не смогли не только изловить бандитов, но даже установить численность шайки или хотя бы имена ее членов. Но, главное, своей вопиющей трусостью, они уронили авторитет не только «органов», но и советской власти в целом в глазах крестьян, что, разумеется, не могло не остаться без последствий: за горе-чекистов взялись следователи.

Пытаясь как-то оправдаться, обвиняемые утверждали, что вынуждены были отступать из-за нехватки оружия и боеприпасов. Однако их опровергали многочисленные свидетели, показавшие, что уполномоченные были вооружены, что называется, до зубов, и что во время панического бегства патроны сыпались из них, как зерно из худого мешка.

А «Герасимов во время перестрелки проявил явную трусость и благодаря ей и растерянности, сформированный отряд из граждан села представил из себя небоеспособную единицу» …

И хотя все подследственные свою вину категорически отрицали, обвинение им все-таки было предъявлено.

Житель Сенгилея Александр Андреевич Саблин, 21 года от роду, грамотный, беспартийный, обвинялся в том, что «как ответственный руководитель, поставил свой отряд в безвыходное положение перед обстреливавшими их бандитами, что повлекло за собой бегство и панику со стороны его вооруженного отряда» и что «благодаря полной нераспорядительности в командовании боевой единицей, произошло убийство волвоенкома Александрова и ранение сотрудника Преснякова». Кроме того, из-за своей трусости он вместе с Герасимовым и Матяшиным оставил место засады, и ушел в волисполком под предлогом необходимости дать распоряжение об отправке раненого в больницу и перевозке трупа Александрова, дав тем самым бандитам возможность скрыться от преследования.

Вменили ему и избиение гражданки Делиевой во время ее ареста.

Примерно в том же самом обвинялся и уроженец Араповки Беклемишевской волости Карсунского уезда двадцатилетний член РКСМ Павел Матвеевич Герасимов. А еще в том, что во время перестрелки он «бросил имевшееся у него на руках огнестрельное оружие – винтовку системы Бердана».

Житель Кротовки той же волости Сенгилеевского уезда Симбирской губернии двадцатипятилетний член ВКП(б) Филипп Сидорович Матяшин, по мнению следствия, был виновен в том, что «там же и при тех же обстоятельствах он, находясь в засаде (глиняной избе) и видя растерянность отряда во время начавшейся перестрелки с бандитами, своим поведением, будучи в непосредственности не только не придал своим действиям заданий рядового бойца стрелять до последнего патрона, но вместе с ними в состоянии паники покинул свой пост».

Среди обвиняемых не было только Преснякова. Видимо, следствие сочло, что свою вину, если таковая и была, он искупил кровью, получив два ранения.

Заседание объединенного Симбирского Губернского Революционного Трибунала по этому делу состоялось 21 февраля 1922 года. В тот же день был вынесен и приговор, которым все трое подсудимых были признаны невиновными и полностью оправданы.

Константина Александрова к этому времени уже давно похоронили.

ГАУО Ф. Р-125, оп. 2, д. 719. Л. 7, 24, 32, 32 об., 60

Владимир Миронов

Источник фото